Летом 1998 года над Москвой пронесся ураган
страшной силы. Ветер грохотал, срывал железо с крыш, валил деревья и
рекламные щиты. Один человек рассказывал мне, что он был в пути и его
подбросило над землей вместе с машиной!
В то время когда на улице бушевала стихия,
я была дома. Но меня тоже подбрасывало.
Пишу
тебе из Тригорского. Что это, женка?
Вот уж 25-е, а я все от тебя не имею
ни строчки. Это меня сердит и
беспокоит. (...) Здорова ли ты,
душа, моя? И что мои ребятишки? Что
дом наш, и как ты им управляешь?
Грохот
урагана, заглушаемый воем испуганных котов, сменился тихим,
заунывным шумом дождя. Осенний ветер всю ночь рвал душу, хоть на дворе и
стояло лето. Я сидела, обложенная рисунками Резо Габриадзе и письмами
Пушкина. И сочиняла кино.
Вообрази, что до сих пор не написал я ни
строчки; а все потому, что не
спокоен.
На рисунках Резо маленькая черная клякса
— великий русский поэт Пушкин валяет дурака, кривляется перед
зеркалом, дрессирует собаку,
слоняется без дела. А потом садится за стол, одиноко стоящий во
дворе, и говорит: «Ох, няня, как я устал...»
В
Михайловском нашел я все по-старому, кроме того, что
нет уже в нем няни моей, и что около
знакомых старых сосен
поднялась, во время моего отсутствия, молодая, сосновая семья, на которую досадно мне смотреть, как иногда досадно мне
видеть молодых кавалергардов на балах,
на которых я уже не пляшу. Но
делать нечего; все кругом меня говорит, что я старею,
иногда даже чистым, русским языком. Например, вчера
мне встретилась знакомая баба,
которой не мог я не сказать,
что она переменилась. А она мне: да и ты, мой кормилец, состарился,
да и подурнел. Хотя могу я сказать, вместе с покойной
нянею моей: хорош никогда не был, а
молод был.
Всю ночь тоскливо завывал ветер и лил дождь.
Наутро, выглянув в окно, мы увидели то, чего никогда не видели раньше.
Деревья без листьев. Зелеными, летними листьями была
засыпана вся земля. Оголенные крыши и упавшие столбы. Это даже не
осень!
Все
это не беда; одна беда: не замечай ты, мой друг, того,
что я слишком замечаю. Что ты делаешь,
моя красавица, в моем отсутствии?
А потом
— ничего, все затянулось. Выглянуло солнце, починили
крыши, убрали упавшие столбы и деревья. И в новостях по
телевизору перестали говорить про ураган, который так неожиданно
для всех пронесся над Москвой. Но фильм о Пушкине все
равно получился грустный. Я назвала
его «Наступила осень».
Прощай, мой ангел.
А.С.
Пушкин — Н.Н. Пушкиной из Тригорского.
25
сентября 1835 г.
|